10 ЛЕТ С "ПРОСПЕКТОМ СК"

20 февраля газета «Проспект СК» отмечает свой первый «круглый» юбилей - 10 лет. Этому знаменательному событию посвящается наш очередной конкурс.

Мы уверены, что наши читатели - самые талантливые, творческие и изобретательные, а потому не будем ограничивать вашу фантазию рамками одного направления. Умеете слагать рифмы - сочиняйте стихотворения, любите рисовать или фотографировать - ждем ваших картин и фотошедевров. А может, вы вдохновитесь на поделки из подручных материалов?

В общем, творите что хотите и создавайте то, что лучше всего у вас получается!

Единственное условие - ваши рассказы, стихотворения, оды, фотографии, рисунки, поделки и прочие творения должны быть посвящены «Проспекту СК».

А поскольку газета не может существовать без своих читателей, то просим приложить и ваше фото вместе с любимой газетой.

Времени осталось немного, поэтому стоит поторопиться! Присылайте свои творения или их фотографии к нам (150000, г. Петропавловск, а/я 127, газета «Проспект СК», Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.) или приносите по адресу: ул. Жумабаева, 95.

Победителей ждет приз!

А сегодня мы предлагаем вашему вниманию творчество нашего первого участника - петропавловца Юрия КИТАЕВА. Вдохновение для написания новых строк наш читатель находит во всем - от охватившей всю планету радостной суматохи по подготовке к Новому году до обыкновенного пластикового стаканчика с горячим чаем.

 

А узнав о конкурсе и перелистав любимую газету, Юрий Китаев написал следующее стихотворение.

Шагнул в «Проспект»…

И что я вижу там?

Читайте «Новости» -

Они и здесь, и там.

Чем мир живет?

И как твоя судьба

По гороскопу выглядит сполна?

Вот свой портрет

Я вижу в нем,

Ведь я спортсмен и чемпион.

Шагаю дальше…

Дрожь меня берет:

Закон здесь уголовку достает.

Зато потом - ну «Просто анекдот».

Смеются все, чуть прикрывая рот.

Шагнул еще…

Конечно, есть совет:

Как должен ты здоровье уберечь,

Как лучше свой досуг

Культурно провести,

Как овощи садить,

Как взращивать цветы,

Как лучше воспитать

И вырастить дитя -

Что может быть

Дороже для тебя!

И так я по «Проспекту» прошагал,

Узнал все то, чего еще не знал.

«Право на труд» и «Дружба без границ» -

Общайся с миром ты

И будь душою чист.

В Москве проспект

Иль в Лондоне проспект…

Нас больше радует

Газета - наш «Проспект».

Юрий КИТАЕВ, Петропавловск

 

братья наши меньшие

Петля

Детеныши жались друг к другу и, услышав очередной удар, резко вздрагивали. Барсучиха из глубины норы наблюдала за то и дело появлявшимися в поле ее зрения двумя ногами.

Тот, который тряс землю, наконец ушел, но мать еще долго не выходила из норы. Она чувствовала: не зря раздавались гулкие, тяжелые удары.

Но время шло, и детеныши все настойчивее требовали пищи. Она, крадучись, двинулась к выходу и долго выжидала. Могла бы еще дольше подождать, однако там, в глубине норы, тихонько попискивали ее детеныши, которых нужно кормить. И барсучиха осторожно высунулась на поверхность.

Что-то непонятное и от этого страшное обхватило ее шею, и барсучиха инстинктивно рванулась вперед. Но через несколько шагов ее тело резко отбросило назад, а коварная петля сильнее обвилась вокруг шеи. Барсучиха рванулась еще раз, затем еще и еще. Однако чем сильнее она вырывалась, тем крепче петля стягивала ее шею. Попробовала перегрызть, но гибкая стальная проволока была крепче ее зубов.

Через некоторое время барсучиха уже не пыталась вырываться. Она думала об одном - попискивающих в норе детенышах: их жалобный визг все больше и больше волновал теперь мать.

…Когда солнце клонилось к закату, вдали появился тот, который поставил петлю. Барсучиха почувствовала, что он идет к ней, и еще раз рванулась, но петля вновь больно впилась в шею. Тогда она вжалась в землю, чтобы не видеть того, который приближался.

Этот страшный двуногий остановился недалеко от колышка, к которому была привязана петля, и бросил что-то тяжелое. Первый камень гулко ударился о землю рядом с барсучихой и откатился в сторону. Она быстро заметалась вокруг колышка, петля еще сильнее затянула шею, и барсучиха пронзительно завизжала.

Камни летели один за другим, некоторые из них попадали в цель и причиняли сильную боль. После очередного удара в бок барсучиха упала, потом быстро поднялась и вновь забегала вокруг колышка, но уже гораздо медленнее.

Еще один камень угодил в правую заднюю лапу, и барсучиха стала передвигаться на трех, но не останавливалась. Она старалась увидеть глаза пришедшего, но чудовище казалось ей безглазым. На какой-то миг ей почудилось, что двуногий не слышит, и она завизжала из последних сил. Но камни продолжали лететь, и уворачиваться от них она уже не могла. Казалось, что они летят со всех сторон, даже падают с неба.

Откуда ей было знать, что пришедший зверь видел не умирающую барсучиху-мать, а шапку из ее шкуры и что слышал он не визг ее, а шорох бумажек, называемых деньгами?

Один из камней отбросил барсучиху в сторону, и она почувствовала, что задняя половина тела не слушается ее. Теперь она уже только кое-как переваливалась с боку на бок, а камни попадали в цель все чаще и чаще.

Последнее, о чем успела подумать умирающая барсучиха, - это о своих голодных детенышах, оставшихся в норе. И в этот миг она увидела огромную, занесенную над ней ногу чудовища, которая закрыла от барсучихи весь мир.

Боташ КАЖИМОВ

 

житейские истории

Старые матери

Любопытство частенько ведёт меня туда, куда другие не заглядывают. В старой части города, Рабочем посёлке, где я когда-то родилась и окончила школу, откуда давным-давно уехала сначала блуждать по стране, а потом вернулась и поселилась в новой части города, в благоустроенной квартире, у меня сохранилось много знакомых. Иногда я их навещаю или разыскиваю следы потерянных. Увы, увы, многих на этой земле уже не найти.

Сегодня я разыскиваю Раю. Не видела лет двадцать. С трудом через знакомых узнала её нынешний адрес. Раньше она была очень амбициозна. На жизнь у неё были большие планы. Как-то, лет через двадцать после школы, встретила её. Она давай мне «заливать», как хорошо живёт. Я стою, киваю и делаю вид, что верю ей. Но оторванный и пришитый «на живульку» рукав старого её пальтишка говорил совсем о другом…

Вот говорят, наш город - маленький. 200 000 населения у нас считается так себе! А можно всю жизнь прожить и не встретить бывшего одноклассника!

Я иду по Рабочему посёлку, и сердце моё трепещет. Но не о былом я думаю сегодня. За прошедшие годы построено много новых домов, кое-какие хорохорятся и стараются «держать фасон». Но большинство запущенных лачуг, погрузившихся по плечи в землю, где грязные занавески, где подставленное под вываливающуюся стену бревно, где привязанная худая собака или старое бельишко на верёвке дают знать, что здесь ещё живут.

Я знаю, кто живёт в каждом из старых домишек - старые матери! Я знаю, как выглядят эти «дома» изнутри: выгнутые полы с хлюпающей под половицами водой, осыпающаяся с давно небелёных стен глина, почерневшие протекающие потолки, разваливающиеся печи с проглядывающими красными кирпичами и чёрными заслонками…

Не всегда так было. Многие из этих матерей были хорошими хозяйками и, как могли, по-бабьи, конечно, ухаживали за домиками снаружи и внутри. Мужьям было не до того. Они или пили, или рано умирали. А сейчас женщинам по восемьдесят-девяносто лет, и сил у них хватает не на много - так, за водой сходить с пятилитровой пластмассовой банкой да печь истопить. Без этого - никак. Не мыть уже пол - подмести. Не подбелить печь - только щели глиной замазать, чтобы дым в комнату не валил, чтобы тяга была. А дымком попахивает. И не только дымком… Бедностью и кое-чем ещё…

Нет, дети их не забыли. Кто-то построил новый дом, кто-то живёт в других частях города в благоустроенных квартирах, некоторые даже имеют собственное дело и совсем не бедствуют. Я знаю одного такого сына. Он - владелец продуктового магазина. Названия говорить не буду, вдруг вы знаете этот магазин...

И матерей дети навещают. Обычно - после получения ими пенсии. Почему-то все - и богатые тоже - очень нуждаются в деньгах. И стоят у матерей пустыми кастрюли на печке и пустыми полки в холодильниках. Если они, холодильники, вообще есть. А телевизоры у большинства есть. Ну, те, старые, коробками, в которых каналов всего два-три.

- У вас же пятеро детей, сбросились бы да купили вам новый телевизор, да провели кабельное! - иногда досадую я на свою девяностолетнюю учительницу.

- Зачем мне? Сколько жить-то осталось?

С этой мыслью («Сколько жить-то осталось?») они прожили полжизни. И радостно продолжают выделять для деток сладкую капельку, отказывая себе во всём. Это и есть для них радость - они нужны! Радость, без которой человек жить не может. Последняя радость старых матерей...

Первая моя мысль была: «Бедные, несчастные матери! Гадкие дети! Чем они отличаются от личинок, которые выводятся в телах своих матерей-гусениц?» Вторая была оптимистичнее: «Счастливые женщины! Ведь им под сто лет! Они живые… и поживут ещё! А где их подруги, которым дети устроили «счастливую» жизнь, взяв их к себе, в благоустроенные квартиры? Если их впоследствии не заели от тесноты, то лишили необходимости двигаться. А шестьдесят телевизионных каналов лишили и желания что-то делать!»

Я не застала «дома» Раю. Нет у неё дома. В свои шестьдесят шесть лет она живёт из милости у какой-то старушки. Считается - ухаживает за ней. Старушка, лет на двадцать старше моей подруги, с трудом колола дрова во дворе. Полный дворик гогочущих гусей. Штук пятьдесят. Хозяйка пригласила меня в домик. Знакомая картина - между потолком и полом расстояние небольшое, грязь, обвалившаяся со стен глина, рваные шторы, вонища - от гусей со двора несёт чистым аммиаком! Мы познакомились.

Я - Любовь Матвеева, старушка - Любовь Матвеевна!. Легко запомнить.

Раньше женщина работала в торговле, была в авторитете, жила в достатке. Теперь повсюду следы бедности и немощности. Через дорогу - хороший дом её дочери.

- Ну что, скоро Новый год! - бодро говорю я. - Гусятины вам до весны хватит!

- Что вы! Это - не для еды. На продажу! Дочке деньги нужны!

От моей собеседницы я узнала, что моя Рая выходила замуж, неудачно. Муж ушёл, сын умер ещё маленьким. Одинока. Своего жилья нет. Ухаживает за стариками, где можно и самой пожить. Пенсия маленькая. Не то что у неё, Любови Матвеевны!

- Так у вас хорошая пенсия? Что-то незаметно, - с сомнением огляделась я. - У вас и съедобным не пахнет. Ощущение такое, что и крошки хлеба в доме нет.

- Ну, хлеб-то есть! Это временно... сынок строиться надумал… - и глаза её загорелись фанатическим огнём материнской любви.

- Что сын! Ему, поди, лет шестьдесят, да и внукам вашим уже лет по сорок! Хоть непьющие?

- Внуки у меня хорошие! Младший только немного "закладывает". Вот бывают редко. Года два не видела, - замаслилась от гордости старушка.

- Увидите, если сыну недосуг будет ходить к вам за пенсией!

С полчаса я, наверное, посидела, но потом стало так есть глаза от аммиака, что не выдержала, ушла. Ушла, не дождавшись подруги, которая ухаживает ещё за каким-то инвалидом в похожем домике, и пообещав прийти в другой раз.

Только вряд ли она будет рада меня видеть - хвалиться нечем...

Любовь МАТВЕЕВА